Герой в преисподней: от мифа к «Twin Peaks». 10
18 февраля, 2019
АВТОР: Дмитрий Степанов
ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ
«Fire walk with me»
Twin Peaks — мифопоэтическая топонимика, знаменующая двумирность, здесь налицо — городок в лесу. Лес — традиционное место инициаций; в мифологических и фольклорных текстах он часто предстает как «иной мир» или место, где находится вход в царство смерти.
Таким лес предстает в «Божественной комедии» Данте (этот зачин Inferno вполне может быть предпослан истории Дейла Купера):
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
Как отмечала в своей работе «Поэтика страшного: мифологические истоки» Е. С. Ефимова, исследовавшая тексты быличек, отразивших опыт соприкосновения человека с «потусторонним», русского населения Сибири, «в мифологических традициях большинства народов «лес» противопоставлен «дому», «селению», как «чужое» — «своему», «смерть» — «жизни».
Лес окружает мир мертвых, здесь обитают духи-хозяева и особые божества, связанные с представлениями о смерти, здесь происходят обряды инициации… Лесной мир, в котором оказываются герои былички, несовместим с реальным, обыденным миром. Это параллельное пространство, границу которого человек преодолевает незаметно для себя. Тот реальный лес, где ведутся поиски заблудившегося, не равен мифологическому лесу, в который он перемещается, оказавшись во власти лесного духа. Мифологический лес — мир потусторонний… Мир лешего сродни миру зазеркалья, попав в него, «живой» сбивается с пути, начинает плутать, путать правое и левое, север и юг. В быличках рисуется образ заколдованного места, концентрирующего все свойства «чужого» пространства».
Лесной — инфернальный — мир «Twin Peaks» можно сравнить с образом леса в другом культовом сериале последних лет, созданном в той же мифопоэтической стихии. Речь идет о первом сезоне сериала «True detective», герои которого ведут дело об исчезновении «детей в лесах». Вообще, над этим «True» так и видится улыбка Чеширского Кота, ибо весь первый сезон — тотально мифопоэтичен. В центре картины — двое полицейских-напарников, чьи отношения характеризуются как братские. Их история заставляет вспомнить о популярном в мифологии индейцев Северной Америки мотиве героических братьев-близнецов. Один из них — «юноша из вигвама» — вполне земной, семейный и «системный» Мартин Харт. Другой — воспитанный духами «юноша, брошенный прочь (в ручей или в кустарник)», — причастный «потустороннему», странный, одинокий и «внесистемный» Растин Коул.
Прошлое Коула засекречено (оно связано с его внедрением в криминальный мир — мир смерти), в финале сезона мы узнаем, что в юности он писал рассказы о звездах (вспомните слова южноамериканского шамана «Моя душа принадлежит звездам…»).
Герои выслеживают в лесу трех «чудовищ», похищавших, насиловавших и убивавших детей (ср. с образом триликого Люцифера в поэме Данте, с треглавым змеем русских сказок). Двоих они убивают, третий остается неузнанным. Его герои настигают в лесном лабиринте. Быкоподобного монстра убивает Раст Коул, при этом сам он, израненный, переживает клиническую смерть и возрождение.
Как нисхождение в ад представлен в «Twin Peaks» приезд в лесной городок агента FBI Дейла Купера. Мир первых двух сезонов сериала — это, конечно же, «обывательский ад», столь же странный, пугающий, сколь и комичный. Слова чуждого миру Холдена Колфилда в финале романа «Ловец во ржи» о героях своего повествования: «Знаю только, что мне как-то не хватает тех, о ком я рассказывал. Например, Стрэдлейтера или даже этого Экли. Иногда кажется, что этого подлеца Мориса и то не хватает. Странная штука», — можно в полной мере отнести и к героям первого и второго сезона «Twin Peaks». Они привлекательны в своей странности, их нелепые поступки комичны, от них не веет той инфернальной жутью, которая появится в персонажах третьего сезона.
Атмосфера первых двух сезонов «Twin Peaks» в чем-то подобна атмосфере апулеевых «Метаморфоз» с их фольклорным бытовизмом и одновременно сказочностью, отразившей мистериальный опыт автора. Только в отличие от героя «Метаморфоз» Дейл Купер — не простак, поддавшийся искушению приобщиться сверхъестественному, а опытный мист, посвященный или, как сказал бы Мирча Элиаде, профессионал сакрального. Он приезжает в Twin Peaks расследовать дело об убийстве Лоры Палмер. «Ловец душ» спускается в преисподнюю в поисках «заблудшей души», символизм которой передан в фигуре юной «блудницы».
Представление об агенте FBI как о шамане, посвященном в тайны иных миров, сегодня стало уже фольклорным. Оно присутствует не только в многочисленных произведениях американского масскульта, но и в аналитических текстах самих агентов, в особенности тех из них, кто был связан с психологическим прогнозированием криминального поведения.
Характерно, что книга одного из самых известных криминальных психологов FBI Джона Дугласа «Mindhunter: Inside the FBI’s Elite Serial Crime Unit» начинается с пролога, озаглавленного «I Must Be in Hell»:
«Я, должно быть, сошел в ад. Таково было единственное логическое объяснение. Меня связали и раздели. Боль становилось невыносимой. Руки и ноги изодрали ножом. Влезли в каждое отверстие в теле.
Я задыхался и давился от того, что в горло запихнули кляп. Острые предметы ввели в пенис и прямую кишку, и казалось, что меня разрывают на части. Я обливался потом. И вдруг понял, что происходило: меня до смерти пытали убийцы, насильники и совратители детей… Мое сердце бешено колотилось. Я словно горел в огне… Меня сотрясало в конвульсиях. Боже, если я еще жив, пошли мне быструю смерть. А если умер, избавь поскорее от адовых мук. Потом я увидел белый ослепительный свет, какой, как рассказывали, бывает в момент смерти. Я ожидал лицезреть Христа или ангелов, или по крайней мере дьявола — об этом я тоже слышал, — но видел один только яркий белый свет».
Христианская образность видения психолога FBI никого не должна вводить в заблуждение. Перед нами типичное шаманское инициационное сновидение, в котором «люди преисподней» (образ из сновидений шамана Дюхадие) посвящают кама в тайны мира смерти.
Подобно герою книги Джона Дугласа, Дейл Купер принадлежит к FBI’s Elite Unit. В сериале это Отдел «Голубая Роза» (очевидная аллюзия на роман Новалиса «Генрих фон Офтердинген», герой которого искал «чудо мира» и бросил вызов силам мрака и преисподней). Характерно, что в офисе главы тайного отдела висит портрет Франца Кафки. Это отнюдь не намек на абсурдность всего происходящего вокруг. Кафка рассматривается Линчем как поэт-провидец, сумевший заглянуть по ту сторону.
Сам Кафка не был чужд подобному восприятию самого себя как художника. Пусть он «чудовище», пусть он бездомный скиталец, бесконечно чуждый простым смертным, и все же его призвание, обусловленное сверхчувственным восприятием мира, дает ему одно из преимуществ, недоступное остальным, — он может видеть то, что не видят другие (дневниковая запись от 19 октября 1921 года: «Тому, кто при жизни не справиться с жизнью, одна рука нужна, чтобы отбиться от отчаяния, порожденного собственной судьбой — что удается ему плохо, — другой же рукой он может записывать то, что видит под руинами, ибо видит он иначе и больше, чем окружающие: он ведь мертвый при жизни и все же живой после катастрофы»).
Герой романа «Замок» делится характерным детским воспоминанием:
«И там на главной площади тоже стояла церковь, к ней с одной стороны примыкало кладбище, окруженное высокой оградой. Мало кто из мальчишек побывал на этой ограде, и К. еще не удалось туда забраться. Не любопытство гнало туда ребят — никакой тайны для них на кладбище не было. Не раз они туда заходили сквозь решетчатую дверцу, но им очень хотелось одолеть высокую гладкую ограду. И однажды днем — затихшая пустая площадь была залита солнцем, К. никогда ни раньше, ни позже не видел ее такой — ему неожиданно повезло: в том месте, где он так часто срывался, он с первой попытки залез наверх, держа в зубах флажок… Он воткнул флажок, ветер натянул материю, он поглядел вниз, и вокруг, и даже через плечо, на ушедшие в землю кресты, и не было на свете никого храбрее, чем он. Случайно проходивший мимо учитель сердитым взглядом согнал К. с ограды. Соскакивая вниз, К. повредил себе колено, с трудом доковылял до дому, но на ограду он все-таки взобрался. Ощущение этой победы, как ему тогда казалось, будет всю жизнь служить ему поддержкой…»
К. сумел заглянуть по ту сторону, и «божественная хромота» нисколько не омрачила того восторга, который он ощутил.
В процессе своих поисков Кламма он вновь стал свидетелем того, что не позволено видеть простым смертным:
«Разве он не стал свидетелем раздачи документов? Свидетелем того, что никому, кроме участников, видеть не разрешается. Того, что никогда не смели смотреть ни хозяин, ни хозяйка в собственном своем доме. Того о чем они только слышали намеками, как, например, сегодня, от слуг».
По признанию Франца Кафки, во время своих ночных бдений он сам не раз переживал состояния, близкие «ясновидению»:
«…мое счастье, мои способности и всякая возможность приносить какую-то пользу с давних пор связаны с литературой. И здесь я переживал состояния (не часто), очень близкие, по моему мнению, к … состояниям ясновидения, я всецело жил при этом всякой фантазией и всякую фантазию воплощал и чувствовал себя не только на пределе своих сил, но и на пределе человеческих сил вообще. Но покоя, который, по-видимому, приносит ясновидящему вдохновение, в этих состояниях почти не было» (дневниковая запись от 28 марта 1911г.).
Кафка, как всегда, парадоксален: где тот провидец, которому его вдохновение принесло покой?!
Пророческий талант Кафки был признан его читателями.
Ограничусь словами Натали Саррот, но подобных высказываний о нем не перечесть:
«Великая прозорливость, свойственная некоторым гениям, заставила Достоевского предвидеть, что весь русский народ будет захвачен всеобщим порывом к братству, а также предчувствовать, какая особенная судьба ожидает этот народ. Так и Кафка, бывший евреем и живший под нависавшей над его страной тенью немецкой нации, сумел предвосхитить близкую участь своего собственного народа и постичь, предугадать те черты, что станут характерными чертами гитлеровской Германии и приведут нацистов к замыслу единственного в своем роде эксперимента, мало того, не только к замыслу, но и к его осуществлению».
Можно по-разному относиться к подобным высказываниям, несомненно лишь то, что Францу Кафке были знакомы «могучие тени, переступающие из невидимого мира в мир видимый, привлеченные убийством и кровью», причем знакомы были до жути, о чем свидетельствует дневниковая запись от 5 февраля 1922года:
«Спастись от них. Каким-нибудь ловким прыжком. Сидеть дома, в тихой комнате, при свете лампы. Говорить об этом — неосторожно. Это вызовет их из лесов — все равно, что зажечь лампу, чтобы помочь напасть на след».
«А кстати, верите вы в привидения?» — спрашивает Раскольникова Свидригайлов.
Буквально тот же вопрос — «Do you believe in ghosts?» — адресует своему напарнику Раст Коул — герой с шаманскими глазами, полными видений, герой, чувствовавший «психосферу» с привкусом пепла. Духовидцем является и Дейл Купер, как профессионал сакрального, и некоторые другие герои Twin Peaks, причастные потустороннему вследствие самых разных причин.
В финале второго сезона «Twin Peaks» агент Купер исчезает в преисподней (Черном вигваме), его место в реальном мире занимает его Двойник. В третьем сезоне городок в лесу потерян среди многочисленных миров по ту сторону. «Обывательский ад» превратился в классический «страшный мир» с его ужасами, человеческими страданиями, «черным роком», зловещими тайнами и превращениями. Присутствующий и в третьем сезоне сериала комизм не оттеняет, а скорее подчеркивает зловещесть и абсурдность происходящего (характерен в этом контексте «комизм» чертей-лесников, явившихся из адского пламени — ядерного взрыва — и спрашивающих «огоньку»). Что же произошло?
Что побудило Дэвида Линча так резко сменить собственную художественную «оптику»?
Дело в том, что третий сезон «Twin Peaks» создавался художником, стоящим перед лицом смерти, — именно этим обстоятельством обусловлена кинопоэтика Линча. Ключ к ней — впрочем, не ключ, а отмычку — дает высказывание Карла Густава Юнга об отношении человека к смерти:
«Когда я говорю, что происходит после смерти, я делаю это по внутреннему побуждению, и не могу идти дальше снов и мифов… смерть — предмет слишком важный, особенно для стареющего человека, когда это перестает быть, скажем так, отдаленной возможностью; когда он стоит вплотную перед этим вопросом, он вынужден дать ответ. Но для этого ему нужен некий миф о смерти, потому что «здравый смысл» не подсказывает ничего, кроме ожидающей его черной ямы. Миф же способен предложить иные образы, благотворные и полные смысла картины жизни в стране мертвых. Если он в них верит, или хотя бы слегка доверяет им, он столь же прав или не прав, как тот, кто не верит в них. Отвергнувший миф шагает в ничто, тот же, кто следует архетипу, идет по дороге жизни и полон жизни даже в момент смерти».
Весь третий сезон «Twin Peaks» — это медитация Дэвида Линча о смерти. Его герой потерян в преисподней. Он лишен разума (мотив «сакрального безумия»), но вместе с тем причастен сверхъестественному. Его антипод — черный Купер — наделен сверхсознанием, но идет по пути зла к собственной бездне. Оба Купера — Даги Джонс и Двойник — переживают смерть и возрождение. В конце концов обладающий сверхсознанием черный Купер погибает от пули «святой простоты» Люси. А Даги Джонс перерождается в Дейла Купера. Он находит «заблудшую душу» Лоры Палмер и пытается вернуть ее «домой», но терпит неудачу — и «ловец душ» Купер и Лора продолжают блуждать по преисподней.
Как отнестись к этой странной истории? Можно воспринять ее как метафору.
В образах третьего сезона «Twin Peaks» отчетливо просматриваются архетипы юнгианской психологии: от Анимы («чудесная дева» Дайана) и Тени (черный Купер) до архетипа Ужасной Матери (Сара Палмер). Сама медитация о смерти Дэвида Линча в этом случае будет выглядеть как размышление о процессе индивидуации человека: потеря собственной души ведет личность к погружению в мир бессознательного (преисподнюю), к встрече с собственной Тенью и борьбе с ней, к внутренней инициации, приобщающей к тайнам коллективного бессознательного, и попытке достичь Самости, попытке не всегда удачной, ибо путь этот чреват многими опасностями и иллюзиями.
С тем же «успехом» фильм Дэвида Линча можно «прочитать» как метафору жизни человека, практикующего трансцендентальную медитацию. Тогда история Дейла Купера предстанет как путь «посвященного», который познает себя и окружающие его миры. Этот путь познания мира в себе и себя в мире по сути своей бесконечен, он не ограничен рамками земной жизни, а потому не может быть завершен в пределах жизни человека (отсюда мотив бесконечных скитаний и «невозвращения домой»).
Особенностью мифопоэтического творчества является то, что миф допускает самые разные, иногда взаимоисключающие, толкования. Всевозможные — и прямые, и пародийные — реминисценции, которыми переполнен третий сезон «Twin Peaks» (от древнегреческих мифов и легенд артурового цикла до сказок-сновидений Льюиса Кэрролла и фильмов Стенли Кубрика и Квентина Тарантино), отнюдь не упрощают задачу понимания картины Дэвида Линча. Скорее наоборот: все эти аллюзии подобны миражам, за которыми скрывается авторская «жажда», авторская боль.
Как отмечалось выше, художники Нового времени обращались к мифу, чтобы найти в нем способ выражения и разрешения собственных душевных конфликтов и противоречий. Тех самых конфликтов и противоречий, что разжигали в душе художника огонь (и не всегда творческий огонь), который он нес через всю свою жизнь, через все свое творчество. Поэтические строки Фридриха Ницше в данном контексте весьма красноречивы:
Да, я знаю, знаю, кто я:
Я, как пламя, чужд покоя.
Жгу, сгорая и спеша.
Охвачу — сверканье чуда,
Отпущу — и пепла груда.
Пламя — вот моя душа.
Дэвид Линч использует миф с той же целью. Ключ к пониманию третьего сезона «Twin Peaks» — это ключ от души самого Дэвида Линча, а этот ключ мастер хранит за семью печатями. Поэтому попытки понять его кинокартину лишены всякого смысла. Но все дело в том, что режиссер и не ставит такой задачи перед своим зрителем. Третий сезон «Twin Peaks» не нужно понимать, его надо переживать. И Линч не случайно сделал это переживание столь мучительным для зрителя, которому приходится преодолевать немалые трудности — инициационные трудности! — чтобы пройти через мир «Twin Peaks».
Перед нами не просто фильм-медитация, позволяющий предаться бессознательным фантазиям о жизни и смерти. «Twin Peaks» — это фильм-инициация, «внутренняя инициация», переживая которую каждый зритель может почувствовать себя героем, странствующим по преисподней — по преисподней Дэвида Линча.